Ключевые предметы и комнаты
В Музее Варшавы не знают имени человека, который служил дворником или сторожем в городской Ратуше, сгоревшей в пламени Восстания 1944 года и восстановленной лишь в 1977 году.
Фото: Игорь Руссак
Этот человек во время пожара вырвал точеные латунные массивные ручки с ратушной двери — одна даже погнута, такой и осталась. Эти ручки украшены символом Варшавы и ее гербом — сиреной, русалкой со щитом и мечом. Сын этого человека много лет спустя принес эту реликвию в музей.
Будет 21 комната, или зал, или кабинет, нет, все же комната — вещи ведь в комнатах хранятся, правда? Итак, Комната археологии, варшавских памятников, сувениров, фотографий, видов города, серебряных изделий, портретов, карт, рисунков, открыток, медалей, одежды, упаковки даже. Комната реликвий, часов и разных других предметов, которые окружают нас. Я не все комнаты перечислю, в общем, их ровно 21.
Но особо отмечу две именные — Людвика Гоцеля, знаменитого библиофила и коллекционера, во время Варшавского восстания в 1944 году потерявшего большую часть уникальной коллекции, но после войны продолжавшего ее собирать и потом подарившего все музею в 1964 году, за два года до своей смерти; и Комната коллекции семьи Шиле — собрание пожертвовала в 2002 году живущая в Лондоне Барбара Шиле, среди самых разных предметов — военный альбом Яна Шиле, воевавшего в составе Польского корпуса Британских вооруженных сил против нацистов.
Фото: Игорь Руссак
Сейчас открыто уже 13 комнат, где вещи ждут, чтобы их рассмотрели, про них прочитали. Посетителям — свыше трех тысяч уже представленных предметов просто невозможно охватить, ведь так?
Фото: Игорь Руссак
Но создатели «Варшавских вещей» решили в каждой из комнат выделить особым образом три ключевых предмета, чтобы привлечь впервые внимание человека. По принципу выбора трех предметов построена и уникальная книга, не каталог, а именно книга «The Things of Warsaw», которую уже выпустил музей, она рассказывает о всей экспозиции.
Ее авторы — музейщики, кураторы каждого пространства — размышляют здесь о природе вещи в музее, о том, что происходит с предметом, когда он становится экспонатом, утрачивает свою первоначальную роль и приобретает нечто другое, так как становится посредником между настоящим и прошлым. Он обладает своей собственной историей, а из множества таких историй, в сущности, и состоит ткань городской жизни, создававшаяся до нас. Нам надо только бережно касаться, уметь читать ее знаки.
Фото: Игорь Руссак
Первое, что замечаешь в новой экспозиции, — здесь нет мультимедиа, ну то есть вообще ни одного экрана, никаких уже привычных нам сенсорных панелей, наушников и гаджетов. При абсолютной современности экспонирования — только витрины и подлинные вещи. Ни одной копии. И это принцип.
Вещи не лгут, поэтому в Комнате портретов есть изображение Болеслава Берута, подпольщика и участника Сопротивления, коммуниста и первого президента ПНР, сталиниста, умершего в Москве при невыясненных обстоятельствах вскоре после XX съезда КПСС.
Фото: Игорь Руссак
Имя Берута ассоциируется и с планом послевоенного восстановления Варшавы, когда коммунисты приняли закон о национализации земельных участков в столице (декрет Берута), чтобы проще было восстановить за государственный счет разрушенный город, не ища собственников участков земли.
В экспозиции «Варшавских вещей» нет привычной нам хронологии, но тем не менее есть мощное ощущение времени и драматизма противостояния «реке времен», которая, если и дальше вспоминать слова прожившего долгую жизнь русского поэта Державина, «уносит все дела людей».
Фото: Игорь Руссак
Чтобы почувствовать, как подлинность сопротивляется сначала тотальному разрушению, а потом забвению, надо спуститься в подвал музея Варшавы — там Археологическая комната, где собраны артефакты, найденные во время восстановления Старого города после Второй мировой войны — черепки пронумерованы и лежат вместе или складываются в целое — тарелку, чашку, горшок, оставляя лакуны, вырванные разрушительной силой времени и войны.
Фото: Игорь Руссак
Графичные силуэты аптечных склянок, своим множеством вызывающие ощущение хрупкости и уязвимости прошлого.
Фото: Игорь Руссак
Важно выглядят огромные старинные ножницы на черном фоне.
Фото: Игорь Руссак
Вот один из трех тех самых обязательных к просмотру экспонатов — керамическая плитка для игры в «Мельницу» или «Nine men's morris» — старейшая в мире настольная игра, про которую еще в «Трактате о любви» писал Овидий: «Есть и такая игра, где столько прочерчено линий, Сколько месяцев есть в быстробегущем году…», в нее играют в мире и сейчас. А эта плитка XVII века — к тому времени игра широко распространилась в Европе, была найдена в 1971 году во время подготовки к восстановлению Королевского замка.
След войны
Война как водораздел, нет, как линия терминатора, преследует и не отпускает: в этом подвале понимаешь, что его каменная кладка — это то, что осталось, что устояло, когда весь Старый город стал руиной, когда верхние этажи разрушались в прах.
Фото: Игорь Руссак
Поднимаешься выше — к стенам, которые были воссозданы после войны, идешь дальше, но все время чувствуешь войну:
Фото: Игорь Руссак
В Комнате портретов есть изображение Августа Агболы О`Брауна, нигерийского джазового музыканта, единственного чернокожего участника Варшавского восстания 1944 года, скульптурный портрет Януша Корчака, на которого смотришь вообще как на родного и близкого человека.
В Комнате фотографий — старая знаменитая карточка Сильвестра Брауна с моментом взрыва 28 августа 1944 года во время Варшавского восстания шестнадцатиэтажного «небоскреба», где до войны располагалась страховая компания. А в Комнате реликвий — футляр для очков с приклеенным к нему кровью изображением Ченстоховской Богоматери, принадлежавший 23-летнему Анджею Войно, погибшему во время восстания.
Фото: Игорь Руссак
В Комнате серебра, где изумительные по красоте вещи, создававшиеся некогда в ста варшавских ювелирных мастерских, видишь еврейские фамилии и символику иудаизма — и снова думаешь о трагедии варшавских евреев.
Куда без Петербурга
Кто-то, блуждая среди витрин с серебряными шедеврами, будет любоваться изысканным модерном — таким же, какой видел, к примеру, в своем родном Петербурге, в городском музее, попутно узнавая, что рынком сбыта варшавского серебра была Российская империя.
Фото: Игорь Руссак
Петербургский след достал нас в Комнате открыток: читаем на пожелтевшем листке адрес — С-Петербург, угол Большой Зелениной и Лодейнопольской, дом 25/2 Надежде Семеновне Исаковой — открытка должна была отправиться из Варшавы в Петербург. Этого дома в Петербурге больше нет — на его месте торчит стандартная пятиэтажка брежневских времен, но в краеведческих книгах я нашла, что некогда существовавший дом принадлежал домовладелице Л. З. Исаковой, но кем ей приходилась эта Надежда? Это пока для нас загадка.
Когда разглядываешь вещи, то мысленно путешествуешь — во времени и пространстве. В этом секрет обаяния новой экспозиции — ты вглядываешься и ищешь истории, пытаешься дознаться — что было с этой вещью, кому принадлежала та, кого видела вот эта? Путешествия — это впечатления, эмоции, а уже потом знания, их систематизация. Сначала — увидеть и удивиться, сопереживать, задуматься, захотеть узнать. Именно этого эффекта желали достичь создатели «Варшавских вещей».
«Часть вместо целого»
В экспозиции предусмотрена Комната архитектурных деталей — столь богатая архитектурная история прекрасной Варшавы с разнообразием стилей, с громкими именами архитекторов обернулась и вот этими великолепными обломками, найденными среди руин. Фрагменты дворцов, надгробий и фонтанов — с головками ангелов, осколками каменных дельфинов, львов и лошадей — они здесь, не спрятаны, а явлены нам.
Фото: Игорь Руссак
У нас под Петербургом теперь тоже показывают фрагменты разрушенных в войну памятников, делают выставки, но в остальное время обломки былой подлинной красоты покоятся в тишине, вдалеке от внимательных глаз. Я в начале вспоминала Державина, а теперь цитирую польского поэта, погибшего молодым — на Театральной площади Варшавы во время Восстания — Кшиштофа Камиля Бачинского. Незадолго до гибели он писал в стихотворении, посвященном Варшаве:
«Долго лев умирает старый.
Черный камень, залитый кровью,
Ты развеянное в пожары,
Веком попранное надгробье.
И опять, резцом высекая
В пустоте кристальные грани,
Возводить века и вьюнками
Оплетать на мраморе зданий.
И опять не щадить зубила,
Чтобы заново под руками
Лапа львиная проступила
В этом чутком, как сердце, камне».
«Pars pro toto» — крылатое латинское выражение «часть вместо целого», или, как еще говорят — достаточно капли, чтобы можно было судить о свойствах океана. Вещи — предметы искусства или быта, фотографии и письма, ткани и одежда — становятся частью истории — искусства, общества, города, истории жизни одного-единственного человека и народа.
Перевод: Войцех Агнежа
Публикация приурочена к 100-летию независимости Польши
Самоуправление — это крепость, которая охраняет демократию
«Полезное кафе» — для всех варшавян
Северный поток — 2: кто сорвет куш