«Он был свободным человеком. Он старался казаться счастливым человеком, и это ему удавалось, но был он, прежде всего, человеком свободным. Делал что хотел; когда ничего не хотел делать, ничего не делал. Писал что хотел. Жил как хотел. Ему удалось сформулировать лозунг целого поколения, прожившего всю свою жизнь в стране, где ничего не менялось, и на склоне лет угодившего в эпоху больших перемен: «Не сломленных во время перегиба / не перегнешь во время перелома», писал о Григорьеве Никита Елисеев, библиограф Публички, литературный критик.

Геннадий Григорьев — типичный интеллигентный ленинградец-петербуржец, жизнь которого пришлась на эпоху перемен — родился в Ленинграде в 1950, умер в 2007 в Петербурге. В детсве и юности — знаменитый литературный клуб «Дерзание» во Дворце пионеров на Фонтанке, откуда вышли многие поэты, названные впоследствии Виктором Топоровым «поздними петербуржцами». Потом филфак ЛГУ, «Сайгон», стихи, отчисление с третьего курса университета и дальше — стихи и вино, разная работа — от матроса до сантехника, наконец, трудовая книжка осела в ведомственной газете, поденный журналистский труд — чтобы было на что жить. Потом снова попытка получить высшее образование — три года продержался в Литинституте. Стихи Григорьева становились народными, их пели и читали, нередко не зная, кто же автор. «Этюд с предлогами», который поэт написал в 20 лет, переписывали и заучивали наизусть:
Мы построим скоро сказочный дом
С расписными потолками внутри.
И, возможно, доживём до…
Только вряд ли будем жить при…
И, конечно же, не вдруг и не к нам
В закрома посыплет манна с небес.
Только мне ведь наплевать на…
Я прекрасно обойдусь без…
Погашу свои сухие глаза
И пойму, как безнадёжно я жив.
И как пошло умирать за…
Если даже состоишь в…
И пока в руке не дрогнет перо,
И пока не дрогнет сердце во мне,
Буду петь я и писать про…
Чтоб остаться навсегда вне…
Поднимаешься и падаешь вниз,
Как последний на земле снегопад.
Но опять поют восставшие из…
И горит моя звезда — над!

Невероятно популярен Григорьев стал во время перестройки, шлягером стала его поэма «День «Зенита», на его выступления собирались полные залы. В 52 года Геннадия Григорьева принимают в Союз писателей Петербурга. Знаменитое перестроечное стихотворение Григорьева «Сарай» отражает суть эпохи:
Ах, какие были славные разборки!
Во дворе,
под бабий визг и песий лай,
будоража наши сонные задворки,
дядя Миша
перестраивал сарай.
Он по лесенке, по лесенке —
все выше…
А в глазах такая вера и порыв!
С изумленьем обсуждали дядю Мишу
зазаборные
усадьбы и дворы.
— Перестрою! — он сказал.
И перестроит.
Дядя Миша не бросал на ветер слов.
Слой за слоем отдирал он рубероид —
что-то около семидесяти слоев…
«Геннадий Григорьев был, бесспорно, лучшим поэтом своего поколения. Геннадий Григорьев на рубеже 80−90-х прошлого века был самым популярным поэтом нашего города. Геннадий Григорьев был поэтом, творчество которого в равной мере привлекало и искушенных знатоков, и широкую публику. Геннадий Григорьев был королем питерских поэтических подмостков, пока существовали сами подмостки. Наконец, Геннадий Григорьев, поэт-традиционалист, был автором нескольких шедевров любовной, философской и гражданственной лирики, место которым — в самой краткой и самой взыскательной по отбору антологии отечественной поэзии», — писал о Григорьеве литературный критик Виктор Топоров.

Опять ко мне,
угрюмый и небритый,
не для чудес, а так — на огонек,
с бутылками, со свертками, со свитой
заходит полупьяный полубог.
И вновь его кулак грохочет по столу:
«Пошто такие муки нам? Пошто?»
Торжественно молчат полуапостолы,
почтительно принявшие по сто.
Он стал бы богом, да не видит толку.
А без толку зачем пугать народ?
И мой сосед подглядывает в щелку,
как полубог со мною водку пьет.
В фильме о Геннадии Григорьеве, созданном режиссером Николаем Якимчуком, звучат песни на стихи Григорьева в исполнении Максима Леонидова и Сергея Шнурова.