Молодой человек Георгий Глотов-Давыдов 31 января примерно в 14:30 вышел из здания ГИБДД МРЭО на 4-й линии Васильевского острова, где получал новые водительские права вместо просроченных. Дальше Георгий собирался ехать к друзьям в дом на угол Мойки и Гороховой, где его ждала жена и четверо детей — они были на детском празднике. Но многодетный отец оказался в отделении полиции. Вот его история.
— Я дошел до метро «Василеостровская», спустился в метро. По громкоговорителю постоянно сообщалось о предмете, найденном на одной из центральных станций как о причине ее закрытия то ли на вход, то ли на выход. Поезд без остановок проследовал до «Площади Александра Невского». Мне пришлось пересесть на другую ветку и вернуться обратно уже на «Спасскую», где я и вышел. Народу на Сенной почти не было. Я перешел Садовую и дошел до Гороховой улицы, где обнаружил много специальной техники, полицейских, ОМОНа. Цепь сотрудников ОМОНа стояла, перекрывая Гороховую в сторону канала Грибоедова, но люди за цепью ходили: кто-то выходил из кафе, кто-то подходил и проходил между стоявших бойцов. Я подошел к одному из ОМОНовцев и спросил вежливо и корректно, могу ли я пройти к Мойке, пояснив, что там меня ждет семья. Сотрудник так же вежливо ответил, что можно, позволил пройти, и я двинулся в путь.
Далее важно отметить несколько моментов: я двигался исключительно по пешеходной части, в маске, в одиночестве, ничего не выкрикивал, вообще шел молча вдоль домов по правой стороне улицы, не бежал, выглядел прилично, внимания не привлекал, был трезв, единственное, что по пути я сделал одну-две фотографии полупустой улицы, которую вдалеке перегородил ОМОН.
Я пересек канал Грибоедова и приблизился к такой же шеренге бойцов, которая была у Садовой. Я еще больше прижался к стене, чтобы просто пройти мимо, как вдруг один из крайних омоновцев, поравнявшись со мной, резко толкнул меня в грудь и закричал: «Назад!». В этот момент я осознал, что человек в скафандре, вылетевший мне навстречу, просто может сделать, что хочет. Я попытался объяснить ему, что его же коллеги меня пропустили и попасть мне нужно на угол Мойки и Гороховой, что там жена и дети. Но, попав в руки этих ребят, говорить что-либо бессмысленно, хотя, нужно констатировать, какие-то сомнения у бойца были, так как я запомнил фразу, обращенную к «собратьям по оружию»: «Ну и что мне с ним делать?». После этого, слегка заломив мои руки и предупредив, что не нужно сопротивляться, а то будет больнее, бойцы проводили меня в гражданский автобус, предоставленный городскими властями для целей ОМОНа. Так я оказался среди задержанных.
Через полтора часа езды всех задержанных привезли в 74-й отдел полиции Красносельского района. Разместили в актовом зале, так как больше никуда 25 человек не помещались. В отделе были корректны, но попытались «откатать пальцы». На дактилоскопию Георгий не согласился, так как у него с собой были документы, личность его устанавливать было не нужно.
В протоколе, который дали подписать Георгию, было написано то, чего он не совершал. Он не кричал антипутинских лозунгов, не находился в толпе людей. Мало того, в протоколе оказалось, что задержали молодого человека на Адмиралтейском проспекте, а не на Гороховой улице. И еще — в протоколе было указано, что имеется свидетель, который все видел. Свидетель — некто Васильев А. Г., с улицы Садовой, 58 — по этому адресу расположено отделение полиции Адмиралтейского района, а номер телефона свидетеля 573−02−68 относится к АТС Смольного.
Георгий отказался это подписывать и указал в протоколе: «С протоколом не согласен, так как не собирался в группу более 50 человек, а, напротив, двигался в одиночку на детский праздник на углу Мойки и Гороховой. В митинге не участвовал».
Молодого человека отпустили лишь ближе к полуночи, и он наконец-то смог поехать к жене и детям, из Красносельского района в центр Петербурга. Но на следующий день, 1 февраля ему надо было явиться в суд — в Красное Село. В суде Георгий узнал, что он нарушил санэпидрежим, так как двигался в толпе, не соблюдая социальную дистанцию
— Буду обжаловать (решение суда. — Прим. ред) и обжалую. Про ОМОН говорить ничего не хочу: по собственной воле хватать и крутить людей, которые ни лично тебе ничего не сделали плохого, закона никакого не нарушили — это вроде бы уже из психиатрии. Интереснее живые полицейские и судьи, которые смотрят тебе в глаза, читают постановления и как бы пытаются дистанцироваться от тебя живого — просто живого человека рядом. Характерно, что полицейский на вопрос из нашего «зала»: «Как вы вообще по-человечески к этому, к нам относитесь?» — ответил: «Как к обычным людям, жаль, что вам „повезло“ тут оказаться». А на следующий вопрос он было начал отвечать: «Я думаю…», — и всем почудилось, что сейчас будет человеческий открытый диалог, но вместо этого он сам на себя махнул рукой, осекся и в сердцах закончил: «…да не буду я ничего говорить». Так это было искренне. Я уверен, что нормальный диалог возможен, и он уже идет, на кухнях, в коридорах, не под запись и не перед камерами. Я уверен, что многим этим людям-полицейским, судьям реально стыдно и неловко за все это. За эту дикость. Многим, но не всем. Хочется потребовать от них смелости — пойти против системы, за право любого живого человека оставаться и человеком, и живым.
А вообще, про такой опыт хочется написать что-то вроде: никому не желаю, но всем советую.
MR7 будет следить за историей Георгия Глотова-Давыдова. Он намерен в ближайшее время обжаловать решение Красносельского суда.
То, что произошло с Георгием, как и еще с сотнями тех, кто не участвовал в протесте, а просто «мимо шел» — разве это не банальный произвол — на улице, в отделе полиции, в суде? Но именно банальность произвола — та реальность, в которой нам предлагают жить. Независимо от наших политических пристрастий.