Напомним фабулу. В ночь на 22 января 2012 года в опорном пункте полиции на улице Шотмана 25-летний участковый Денис Иванов отмечал свой день рождения вместе со старшими по званию. Выйдя на улицу, правоохранители увидели, как прямо в их сторону бежит молодой человек, а следом — женщина, которая громко кричит, что ее ограбили. Парня задержали, провели в ОП для допроса. Нанесли ему 80 ударов по голове и телу кулаками и черенком от швабры, отчего школьник скончался в ту же ночь. Сумочку с 300 рублями торжественно вернули владелице Светлане Кузьминой, которую соседи описывают как падкую на алкоголь буянку.
Такова официальная версия событий. Полицейские же выдвигали еще один аргумент: мальчика ударили не сильно, для острастки, не зная, что у него аномально тонкие кости черепа. В результате — травма височной кости с поражением мозга (остальные ранения были для жизни неопасны). Непонятно, чем руководствовались авторы этой версии, если медицинские выписки ее не подтвердили, а про Никиту было известно, что он — спортсмен, занимался баскетболом, и вряд ли мама разрешила бы ему это делать при таком диагнозе.
Участковый Денис Иванов признал свою вину, был осужден в особом порядке и получил 6,5 лет колонии. За нанесение тяжких телесных повреждений положен срок до 15 лет, за превышение полномочий — до 10. Сложив эти сроки и умножив на понижающий коэффициент (так как особый порядок), судья получила такой вот неожиданный результат. Второй участник преступления умер от инфаркта, третьего еще ждет суд.
У Никиты Леонтьева нет возможности выбрать особый порядок, поэтому его будут судить как обычно.
Мама Никиты Ольга работает парикмахером и воспитывает 11-летнюю дочь. Сразу после трагедии они поменяли квартиру и уехали из Невского района.
— Чем закончился первый день процесса?
— Дело отложили до октября. Мы заявили несколько ходатайств, их будут рассматривать, когда начнут дело слушать по существу. Например, адвокат потребовал, чтобы вещественное доказательство — сумку — исключили из материалов, потому что сумка обнаружилась только полгода спустя.
— Там по-прежнему всю суть составляют показания потерпевшей Светланы Кузьминой?
Надо было рассказать это все десятилетней дочери. Научиться не задавать вопросов самой себе. Типа таких: «Почему, за что?» Потом нужно понять, что нельзя подчинять себя боли. И что надо, чтобы люди вокруг ничего не видели, не понимали, не чувствовали.
— Да, плюс показания майора Прохоренкова (заместитель начальника по уголовному розыску 75-го отдела и третий подсудимый) и лейтенанта Иванова. И еще появились некие свидетели, непонятно откуда взявшиеся через полгода. Я пока не знаю, кто они. Сами придут на суд и покажут, что видели. Послушаем. Пока, судя по материалам, все показания разные, во многом противоречат друг другу.
— Потерпевшая сначала говорила, что грабитель был ростом около 170 см…
— Да, а у Никиты рост гораздо выше.
— Она как-то пыталась найти вас, объясниться?
— Нет, да я и не хочу задавать никаких вопросов, а просто хочу ее послушать. Пускай она все расскажет сама. Лишь бы это все поддавалось какой-то логике. (Во время следствия Кузьмина как могла уклонялась от явки в Следственный комитет, ее в итоге доставили приводом). То, что в материалах дела, не объясняется.
— А вы как думаете, почему Никита оказался в опорном пункте?
— Для них он был просто бросившийся в глаза прохожий. Возможно, там действительно было ограбление, и Никита был тот, кто встретился им первым. А возможно, не было никакого ограбления, и эта теория тоже имеет свои аргументы. Факт тот, что они были пьяные: поздний вечер, три пьяных милиционера, а дальше у нас любой возможен вариант.
— Наказание в шесть с половиной лет для Дениса Иванова многие расценили как чрезвычайно мягкое. А вы как считаете?
— Мне многие задавали вопрос об адекватном наказании. Я не знала тогда, не знаю и сейчас. Но сейчас я еще и не знаю, что мне отвечать Никитиным друзьям. Мне сильно за 30, я отношусь к другому поколению, а им 17, это наше будущее. С чем оно будет вступать в мир? Я не знаю, что отвечать на этот вопрос, и не понимаю, почему именно я должна на него отвечать… Есть какие-то общепринятые человеческие понятия и есть закон. Все вроде получилось по закону, да? Что-то сложили, что-то умножили, получилось шесть с половиной лет. Математические измышления я перестала делать на второй день после суда. Я думаю, что сейчас учителя в Никитиной школе и тренер в его секции должны так же объяснять ребятам, почему за смерть их одноклассника такая невысокая цена. Но у меня нет педагогического образования, я не могу.
— Вы, наверное, весь год готовились к процессу? Не знаете, почему Никиту решили судить уже после того, как был вынесен приговор Иванову?
— Я училась жить заново. Надо было рассказать это все десятилетней дочери. Научиться не задавать вопросов самой себе. Типа таких: «Почему, за что?» Потом нужно понять, что нельзя подчинять себя боли. И что надо, чтобы люди вокруг ничего не видели, не понимали, не чувствовали. Отношение к жизни изменилось, конечно: я поняла, что люди после трагедий не меняются, а меняется их отношение к некоторым вещам. Когда понимаешь, какая мелочь всякие обиды на родственников и соседей. Как глупо помнить какие-то нехорошие слова, которые кто-то кому-то когда-то сказал. В общем, понятно стало, что к каким-то вещам надо относиться проще. И не вестись на секундные эмоции, а потом не тащить из прошлого то, что давным-давно прошло. Что касается процесса — то да, я на 100 процентов уверена, что Никита никакую сумку не отбирал.
— Какое отношение в семье было к полиции до этого случая? Наверное, смотрели полицейские сериалы про бравых оперов?
— Отношения не было никакого, потому что мы с ней не сталкивались.
— А полицейские пытались вас разыскать, чтобы извиниться?
— Не думаю. Дочку мы вообще сразу убрали из квартиры, а потом и школу поменяли. У нее теперь другая жизнь, другие игрушки, друзья. Впрочем, меня можно было найти через адвоката, но никто не искал.